Это обрывок фанфа, который я пыталась написать. Не получилось, слишком мало времени.

жанр: ангст
размер: катастрофически мал, как видите

…в это время, в середине лагеря, разбитого на старинных развалинах, в покосившейся хибарке, пропахшей пылью, кровью и малярией, звякали ржавые инструменты…
…из старого радиоприёмника доносилась срывающаяся далёкая мелодия «Santa Lucia»…
…зевал, обмахиваясь помятыми листками протокола, толстый плешивый майор в расстёгнутом мундире…
…высоченный мужик в заляпанном кожаном переднике деловито шуровал у деревянного кресла, на котором…
…полувисел на ремнях рыжий худой паренёк.
- Ну, долго ещё? – недовольно спросил майор в перерыве между зевком. Палач, уставший от жары и москитов, раздражённо двинул рукой, и хибарка огласилась длинным стонущим визгом. Майор поморщился.
Палач дёрнул паренька за рыжие, слипшиеся от пота и крови патлы:
- Скажешь?
Худое широкое лицо пленника представляло собой один сплошной кровоподтёк. Он уже не мог открыть глаз, и вообще было сомнительно, остались ли у него глаза. Палач отодвинулся от него, так как воняло немилосердно – потом, засохшей кровью, экскрементами. Сколько их гнали через лес по этой адской жаре?..
- Не скажет, - раздражённо констатировал палач и сплюнул от досады. Хотелось уйти наконец в казарму, где, хоть воняет и не меньше, всё-таки чуть-чуть попрохладнее. И там есть вода, чёрт побери. Мутная, тепловатая, но всё же вода!.. Преисполнившись злости на этого мелкого упрямого ублюдка, штатный палач седьмого подразделения схватил длинную, узкую, заточенную пластину и с размаху загнал её под ноготь сломанного ещё в самом начале допроса пальца пленника. Пластина, предназначенная только для кончиков пальцев, достала до первой фаланги, ощутимо царапнув по кости. Пленник дёрнулся, судорожно выгнулся и странно забулькал, упираясь вихрастым затылком в спинку кресла.
Кресло тоже было «с хохмой». Тесное, с большими выпуклостями на сидении и спинке. Сначала это не замечается. К концу первого часа допроса пленник начинает ёрзать. К концу третьего часа извивается. Через десять часов он готов на всё, только бы встать с адского седалища.
Этот ублюдок просидел в нём четыре часа за сегодняшний день. За время всех допросов этих часов насчитывалось несколько десятков.
Палач утёр пот, заливавший глаза, и медленно подвигал пластиной. В хибарке опять раздался визг, но теперь в нём слышались отдельные слова. Майор, оживившись, перегнулся через стол и прислушался.
Парень по имени Хейхати, который за последние дни, кажется, исследовал все круги ада, хрипло, в беспамятстве, кричал:
- Скажу, скажу, скажу!..