Две вещи.

Автор: Jerry Puma
Пэйринг: очень условно Щичироджи\Камбей, Кирара\Крышка от котла, Кацущиро\ кедр, Кьюзо \чувство юмора. В главной роли Горобей-доно.
Рейтинг: детсад
Количество слов:около 1000
Предупреждение: практически бессюжетный стеб о том, как после победы, разумеется, все самураи остались живы, и зимой помирают со скуки.

Началось все, как обычно, с шутки.
Зимой было скучно, и хорошие шутки в цене. Особенно у изнывающих от безделья самураев, застрявших до весны в деревне. А над крестьянами подшучивать быстро надоело, ведь однажды увидев Манзо, в ужасе удирающего от собственного нужника, у коего внезапно выросли подозрительно похожие на кикучиевские ноги, второй раз смеяться над зрелищем уже не будешь.
К середине декабря иссяк даже казавшийся бесконечным арсенал шуток у Горобея. Снег все падал, а вместе с ним накрывало Канну и отчаяние. Все, затаив дыхание, ждали, когда, наконец, передерутся Кьюзо с Камбеем, или когда закончится зима.
Но ни Кьюзо, ни Камбей вроде бы не собирались сводить счеты. Генерал большую часть времени проводил в обществе своей верной женушки, а что до Кьюзо, тот – в излюбленной компании, то есть в одиночку в лесу.
- И как он там сосульками не зарос? - ужасался Рикичи, каждый раз проходя с хворостом мимо бело-красной, обильно посыпанной снегом горки, из которой предупреждающе поблескивали катаны.
- Не мерзнет, - соглашался Манзо. – Ничего его не берет.
К несчастью, мимо делившихся давно не свежими впечатлениями проходил Горобей. И для него слова эти были не то, чтобы откровением, но навели на мысли. Почему и правда не мерзнет Кьюзо, хотя с его комплекцией давно следовало бы превратиться в ледышку. Чем больше Горобей раздумывал над этим, тем яснее в его голове выкристаллизовывался замысел для новой, неотразимой шутки. А то уже даже Кикучио на всех углах орал, что, дескать, у фокусника-то нашего творческий кризис.
- Эй, Кацу!
Кацуширо был единственным, кто не страдал от скуки. Юноша бегал по деревне с генеральской катаной, пугал скотину и порубил уже все крестьянские заборы на три раза. Горобей широко улыбнулся, зазывая мальчишку на новое, очень занимательное представление. Конечно, тот еще не догадывался, КОМУ предстояло сыграть в нем главную роль.
- Горобей-доно! – поздоровался Кацуширо вежливо и одним ударом лихо снес голову принесенному на починку огородному пугалу.
К дому Хейхачи тащили все, что ломалось, в том числе и предметы явно немеханические, но чаще всего – все-таки кусочки Кикучио, который, катаясь с горки, регулярно сталкивался с фрагментами скал и мерзлыми дохлыми мехами.
- Тут твоя помощь нужна, - вдохновенно возвестил Горо-сама. – Представляешь, какое дело… Кирара-доно хочет провести специальный ритуал, чтобы поскорее наступила весна. И для этого ей нужен…
Тут Горобей наклонился поближе к уху мальчика, подчеркивая, какое важное известие собирается сообщить. Услышав, что понадобилось Катаяме, Кацущиро странно хмыкнул, а потом изрек:
- Что за страсть-то у нее к этому плащу.
- Вот уж не знаю, парень, - Горобей развел руками. – Чего не знаю, того не знаю. Но факт остается фактом – ты должен выкрасть для нее плащ Кьюзо-доно.
Кацуширо нашли сутками позже.
Искать начали далеко не сразу, а только когда он не явился на настойчивый, и оттого очень громкий зов жрицы воды. Когда она колотила обломком бандита по чугунной крышке котла, деревенские призывали ками-саму и побаивались, как бы из пропасти не воскрес от такого грохота покойный Укио-сама.
Укио, к счастью, не воскрес, но обрушилась пара недобросовестно починенных крыш, а из леса вышел небольшой, но убедительный медведь и что-то недовольно прорычал. Когда косолапого прогнали, из того же леса явился Кьюзо-доно с изрядной шапкой снега на волосах  и одним взглядом прекратил какофонию. Кирара почему-то покраснела и вместе с крышкой от котла ретировалась, а Горобей внезапно перестал казаться негром.
- В чем дело, Горо-сама? – заботливо спросил Хейхачи.
- Да я вот думаю, не поймать ли этого медведя и не посмотреть, нет ли у него в желудке кусочков одного юного самурая…
- Ну что вы, Горобей-доно, нашего Кацу никакой медведь не съест! – громко утешил Кикучио.
- Отравится, - подсказал пробегавший мимо Щичироджи.
На том и порешили. Кьюзо-доно вернулся в лес, где, видимо, без труда отгонял оголодавших медведей взглядами. Щичироджи еще полдня ставил холодные компрессы страдавшему мигренью генералу, а Кирара боялась показаться из бабушкиного дома. Когда Кацущиро не явился и к ужину, Кикучио и Комачи нехотя отправились поискать, но ночью лес был страшным, к тому же, Дяденька в темноте тут же напоролся на заваленный снегом полумесяц, запнулся и порушил половину деревьев.
Вот с одного-то кедра, неслабо двинувшего Дяденьку по металлическому черепу, и упала в снег какая-то смерзшаяся тушка.
- Дяденька, смотри, мертвая птичка, - обрадовалась Комачи. – Нужно ее похоронить!
- Твоя правда, - согласился Кикучио и отпихнул настойчиво валившийся на плечо кедр. – Только земля замерзла, давай просто снегом засыплем.
- Но чур весной перехороним как следует!
Пока Кикучио, изображая буровую установку, вгрызался в толстый слой снега, Комачи принялась расправлять птичке смерзшиеся перышки, и в какой-то момент поняла, что птичка большевата, и вообще…
Кацуширо размораживали всей деревней под чутким руководством Щичироджи, как выяснилось, большого специалиста по части бань и прочих рукотворных он-сэнов. Горобей, припоминая, где там у него затерялось чувство вины, был занят решением важного вопроса. С одной стороны, может быть, и неудачная это была идея – шутки ради похищать у Кьюзо плащ, и все во имя непорочного научного интереса: правда ли тот носит под ним одежду шиноби, сквозь которую холод не пробирается, или же такими свойствами обладает именно плащ. С другой стороны – вон сколько сразу событий, и никому уже не скучно. И то ли еще будет…
От размышлений его отвлек неодобрительный взгляд, который прекрасно ощущался даже через четыре слоя одежды. Горобей обернулся, поскорее растягивая губы в дружелюбнейшей из улыбок.
- Горобей-доно, - тихо и бесцветно сказал Кьюзо. В волосах у него образовался небольшой сугроб. – Имею сказать вам две вещи. Первая. Здесь бытует мнение, что у меня нет чувства юмора. Это не так. Вторая. Если ученик Камбея еще раз попытается ко мне приставать, я его точно убью. Даже если он сделает это по вашей подсказке.
Горобей напряженно смотрел прямо перед собой, где стояло что-то похожее на Кьюзо, но в то же время, не могущее им быть по определению. Он не понимал ничего кроме одного – чувства юмора у альбиноса все-таки и впрямь не было.
- Творческий кризис! – пропел откуда-то издалека Кикучио, а потом, кажется, рухнул забор вместе с нанизанными на него котелками.
Горобей вздохнул и мысленно согласился. Но над «второй вещью Кьюзо» все же задумался, прикидывая так и эдак, что за шутка может из нее получиться.