4
Клинки столкнулись, – отскочили,
И войско в трепете глядит,
Как мы схватились и застыли:
Ты – гибкость стали, я – гранит.

Меня слепит твой взгляд упорный,
Твои сомкнутые уста,
Я задыхаюсь в муке черной,
И побеждает красота.
      (Гумилев «Поединок»)

Разделяла нас пара шагов,
Но до этого дня
Я не знал, что такое огонь
И, что ты из огня.
  (Пикник «Ты из огня»)

   Плащ взметнулся алым заревом, а незнакомец поднялся на ноги.
   Он появился внезапно. Спрыгнул вниз, ведь по лестнице так долго идти. Нетерпеливый и прекрасный вихрь. Симпатией к нему я проникся сразу… Сложно сказать почему. Возможно из-за редкого цвета волос, напомнивших мне о старом друге. А возможно, просто потому, что давно не видел, чтобы человек двигался с такой завораживающей грацией...
   То, что передо мной действительно страшный противник было очевидно. Кого-то, конечно, могли обмануть его молодость, хрупкость фигуры, не-торопливо-плавные движения, но не меня. Хотя, на такой стремительный натиск я не рассчитывал. Это было прекрасно. Я люблю упоение поединка, этого танца смерти. Поединка клинков, тел и взглядов. А в его глазах плескалось изумление и счастье. Кажется, он давно уже перестал надеяться найти себе равного...
   И я тоже...
   Удар. Отбив. Моя катана устремилась к его горлу. Ну, что? кто здесь хищник? Ты доигрался, мальчик.
   По его губам скользнула тень улыбки... Мое горло обдало холодом и жаром. Тонкая алая струйка потекла за воротник. Когда он успел?
   Что ж я ничуть не покривил душой, сказав ему:
– Я влюбился… в твоё мастерство…        
                                     
                                                ***
Увы, не предскажешь беду.
Зови, я удар отведу.
Пусть голову сам за это отдам,
Гадать о цене не по мне,
  (Из к/ф «Гардемарины вперед»)

   То, что он станет одним из нас, я понял сразу после поединка.
– Он нам нужен.
– «Он нужен мне, а я – ему...»
    И он тоже. Но не пожелал в этом признаваться – независимый и гордый, как кот, что гуляет сам по себе. Но когда моя жизнь и его гордость легли на весы, он пришел сам: встать между мной и смертью.
– Тебя убью я...

– Когда мы отправляемся?
   … До того момента, когда мы разделились, я искоса наблюдал за ним. Это было даже забавно. Весь вид Кюдзо говорил, что он сделал нам огромное одолжение. Он судорожно пытался сам себе доказать, что ему никто не нужен.
– «Ошибаешься, дружок. И я тебе это докажу...»
   … Ошибался я... В надежде изменить его, я даже не смог понять, когда начал меняться сам.   

                               ***
За спиной остался город из песка и камней
С фантастическим узором бесконечных огней.
И наверное скоро мы вернемся назад.
Посмотри на меня ещё раз, посмотри мне в глаза.
(Пикник «Пикник»)

   Когда мы разделились, мне хотелось, что бы он и Ситиродзи были в моей группе. Но я – генерал. И не имел права кого-то выделять.
– Присмотришь за ними... – надеясь, что Кюдзо меня не слышит, сказал я Сити.
– Ты хочешь сказать: за нею? – уточнил тот, поглядывая в сторону мрачной как туча Кирары.
– За ними, – с нажимом повторил я. «Верная супруга» пожал плечами.
   
   Когда мы встретились, Ситиродзи с улыбкой сказал мне: «Тебе стоит опасаться не за него, а его».
                                               ***
– С глазами, как у него долго не живут... – ответил я.
– А с глазами, как у тебя, не живут вообще, – бросил Ситиродзи.
   Я только усмехнулся.
                                                 ***
   Да, во мне жили двое. Я и великий генерал, который тоже был я. Им быть было легче. Ведь, генерал не имеет права на чувства. У него есть долг. И абстрактные солдаты вместо людей.
   Но сдерживаться не всегда получалось. И он это увидел и понял.

   Кикутие, выругавшись, отшатнулся. Сгустки пламени пляшут по камням. Мне нужно послать кого-то на разведку, а ещё отвлечь внимание, что бы мы могли вернуться. Кого-то, кто сможет и не нужен мне в деревне. Но я молчу.
– Что будем делать? – голос Кюдзо звенит металлом.
– Кто-то должен отправится в разведку, – спокойно сообщаю я-генерал.
– Я! – тут же вызывается Кикутиё.
– Ты слишком заметен... – отрезал я.
– Учитель, можно я? – тут же встревает Кацу. Ну, куда ты рвешься, мальчишка!!!
– Они тебя убьют... – Кюдзо опережает меня и встает, обнажая катаны.
   Я смотрел на него. Я боялся, что больше не увижу. Он только усмехнулся. Мы оба знали, что больше некому.
   Он отталкивается и летит вниз в окружении таких же стремительных и смертоносных огненных вспышек. Можно подумать, что они приняли его за своего и потому не могут причинить вреда.
   Все поднимаются и начинают отходить. Один я почему-то все ещё смотрю... Кирара беспокойно касается моей руки.
– Он вернется... – говорю я себе, и добавляю на вопросительный взгляд девушки, – Наш поединок с ним ещё не закончен...
   Но дело вовсе не в этом. Он вернется, потому что мы нужны друг другу...

5
     Посиди со мной – просто так, без пошлого...
     В мраке за спиной вьются тени прошлого.
     «…»
     Мне не нужно слов и не нужно жалости.
     Я к боям готов, я привык к усталости.
     Ввек не заслужить мне покой упущенный,
     Научиться б жить не былым, а будущим.
     ...Полночь. Ветра шум плещется над крышами.
     Посиди, прошу, – просто меня выслушай...
    (О. Громыко «Плюс на минус»)

  ... Только взметнулся алый плащ. И Кюдзо уже стоит на столбе. И смотрит чуть устало и насмешливо. Почти незаметное движение плечами...
– Поймал! – смеется Хейхати, подхватив пушку. Я ещё не знаю, что в будущем бою она очень пригодится.
   Коротко, безразличным тоном обрисовав ситуацию, он уходит. А я стою и улыбаюсь, как влюбленная девица...
   Не только я...
– Кацусиро! – согнать с лица улыбку.
– А? Что? Сенсей? – он смотрит на меня, но это только видимость. В его глазах новый кумир...
   Да. Именно: «Сенсей?». Уж, не собрался ли мальчишка поменять учителя? Было бы неплохо.
– «Ага. Кюдзо только об этом и мечтает...» – ехидно заметил внутренний голос.   
                                        ***
   Вместе с миской полной «Еды светлячков» я удалился в лес.
   Кюдзо дремал под деревом.
   Кацу... Как не вовремя...
   Ну, кто подкрадывается к телохранителю, пусть даже и бывшему?!! Он же сначала отрубит голову, а потом только будет разбираться – кому.
– Тебе жить надоело?.. – в голосе Кюдзо усталость и разочарование.
– Я... – Кацу, мучительно краснея, судорожно ищет слова, – Я просто хотел сказать, что вы удивительный человек. Простите, что помешал...
   Кюдзо как-то странно улыбнулся, опустил катану в ножны и поморщился, словно от боли. Голова наклонилась, пряча за светлой челкой выражение лица. Кажется, сейчас он закричит, как раненый зверь...
    Я знаю это чувство, когда слишком долго набираешь все в себя, и потом оно вырывается неконтролируемо, мгновенно... Впрочем, он сильнее, чем можно подумать, глядя на хрупкие плечи мальчишки.
Кюдзо встряхнул головой и выпрямился.
   Я специально наступил на хрустнувшую ветку. Он вскинул глаза.
– Ты единственный, кто сегодня не ел, – спокойно сказал я, протягивая ему миску. Кюдзо послушно взял и уставился на неё. Я перевел его мысли примерно так: – «Еда светлячков... Было и хуже. А ведь действительно хочется есть. Последний раз ел, наверное, ещё у Аямаро... Интересно, когда спал?»
   Я сел рядом, старательно глядя вверх, и краем глаза наблюдал, как он ел – спокойно, неторопливо.
– Мой план с пленом тебе не очень понравился? – спросил я, когда он отставил миску. Честно говоря, сказал первое, что пришло на ум. Зачем, понятия не имею. Все знать, как и все просчитывать заранее – скучно.
– Это был хороший план, – пожал плечами Кюдзо и, подумав, добавил, – Но я уже бывал в плену...
   «И они знали мне цену. Да, и я был не тот, что сейчас...» – прочел я по его глазам.
– Как? – очень тихо спросил я. Если не хочет –  пусть не отвечает.
– Предали.

«– Тот, кто предал один раз, предаст и ещё... – голос инженера дрожит. В глазах боль.
– С этим не поспоришь... – очень тихо».

   Я промолчал. Долгое время мы оба сидели, соприкасаясь плечами.
   Вот этом не было ничего... Любить ведь не всегда значит хотеть...
   А вокруг плавали тени прошлого. Натыкались на взгляд спокойных вишневых глаз и уходили в темноту, действительно становясь прошлым... Тем  прошлым, которое уже не будет приходить ко мне во снах. Пора жить будущим...

   ... Которое теперь прошлое...
                                           ***
   Мысль о возможности его гибели я гнал от себя. Он казался полубогом – неуязвимым и бессмертным. Но я очень хорошо помнил, как легко моя катана вспорола тонкую кожу на его горле...
   Поэтому я так взъярился тогда, во время сражения за Канну...
– Я же просил, не вмешиваться!!!
– Я буду разочарован, если тебя убьёт такой противник…– а во взгляде обида: – «Не ужели ты думаешь, что этот бандит сможет причинить мне хоть какой-то вред?!»
   Я так не думал. Мне просто повезло с персоналом. Хей – инженер от Бога. А Кюдзо – прирожденный телохранитель. Сражаясь за кого-то, он никогда не думал о себе.
   Я помнил: он даже не повернулся, когда его бывший напарник, зло ругаясь, выстрелил ему в голову. Он был готов платить...

6
Для тех, кто ловит удачу открытым ртом
Ничего не значит все, что будет потом.
                 (Пикник «Лихорадка»)

– Тебя казнят, – в голосе Укё насмешка, торжество и некоторая озадаченность.
   Да, я не смог убить Амануси на глазах той женщины. В этом убийстве не было смысла. Я должен был спасти Санаи, а она бы не пошла за убийцей любимого. Укё этого не понимал.
   Впрочем, дело не только в этом. Я просто не смог...
                                       ***
   Умереть? Я ни секунды не сомневался, хотя хотелось...
– Я такая глупая... – голос Мидзуки дрожит, а в глазах слезы. Она наклонила голову... Моя рука зависла над прической.
   Я не имею права на смерть. Тут много причин.
   Насмешка Укё.
   Канна.
   Вишневые глаза: – «Твоя жизнь принадлежит мне...»
– «Тебе...» – шпилька скользнула в ладонь.
   Не плачь, девочка. Место, где, такие как ты, носят еду осужденным, недостойно тебя.

   Вывести из себя палача было проще простого. Еще проще было открыть замок...

   Если бы я мог убить Укё – столько проблем – одним ударом. Но тогда я не спас бы женщин. А моей целью было именно это...

10
Мы своих хороним близких...
Годы, дни и месяца
Расставляют обелиски
На пустеющих сердцах.

Помяну... Рукою голой
Со свечи сниму нагар:
Кто-то был обидно молод...
Кто-то был завидно стар...
(М. Семенова из «Волкодав. Истовик-камень»)

   Я отнял руку от прохладной поверхности и подошел к другой могиле.

   Смех был вторым «я» Горобея... Признаться, я ему даже завидовал. Он видел больше битв, чем я, и каким-то непостижимым образом ухитрился остаться собой. Много раз я думал: почему? Неужели я слабее его? Или может дело в том, что я был генералом и нес ответственность за многие жизни, а он – солдатом? Хотя, кем он был в этой войне, я точно не знал. Или дело в другом. В том, почему после войны он стал актером, а я никем... Впрочем, неважно.
   Он служил жизни, как мог. И смерть была для него не чем. Он смеялся над ней...

   Самая большая катана...
– Эх, ты – бородатая рожа...
   Он так любил подчеркивать, что все идут защищать крестьян из-за меня...
   Кикутиё был действительно тринадцатилетним ребенком... Другой бы не вынес заточения в железном теле.
– Горобей, не время шутить... – так, кажется, говорил он, тряся за плечи мертвого. Он просто не понимал смерти, как ребенок или не желал понимать. Он не верил в неё...

   ... Маленькая кукла на рукоятке клинка...
   Улыбчивый, обаятельный любитель риса... Кажется, Хей сумел понравиться всем. Даже нелюдимый Кюдзо, и тот, улыбался его шуткам.   
   Хей любил жизнь и, смерти для него не существовало. Он не думал о ней...
   Иногда мне кажется, что вина в его гибели лежит на мне. Не стоило давать ему в прикрытие Кацу... Хотя, кто знает, что могло случиться... Если бы был шанс прожить тот злополучный день заново, я бы многое изменил. Но такого шанса нет и вздыхать о нем не имеет смысла. Зачем плакать об убежавшем молоке? Этим его не вернешь...
    Очень четко помню, как он улетал...
                                                        ***
– Берем Кацу, взрываем Столицу и, если все пойдет по плану –  ищем негодяя Укё. Чего ж тут не понятного, господин Камбей? Дел-то всего ничего. Ну, я полетел.
– Подожди,  Хей – не громко произнес Ситиродзи, – Одну секунду. Короче, если победим и выживем, приглашаю вас всех в «Светлячок» – праздновать. Хей, придешь? – «моя верная супруга» тщетно пытался поднять нам настроение.
– А рис будет? – насторожено спросил инженер.
– Разумеется.
– И он ещё спрашивает! Конечно, приду.
– Камбей?
   Я молча кивнул и улыбнулся.
– Кикутиё?
– Только вместе с Камати.
– Куда ж мы без неё. Кюдзо?
– Если... – коротко ответил блондин и вскинул руку в жесте прощания.
– До встречи!  – крикнул Хей и лучезарно улыбнулся.
                                                         ***
   И очень страшно думать, что через несколько часов от него осталась лишь катана, кукла и кровь на земле. Могилы героев пусты, не так ли?

  А тело Кюдзо так и осталось лежать на дни пропасти, погребенное под Столицей... Царский саркофаг? Рядом с телами Укё, бывших сослуживцев, бандитов...
   Смерть всегда была рядом с ним. И ему нравилась эта близость. Он то подпускал её к себе так, что чувствовал её дыхание на губах, то отталкивал на длину катаны. Кюдзо словно балансировал над пропастью на кончиках своих клинков. Он, как и я, прекрасно понимал, что смерть – всего лишь женщина. Я рвался к ней, и она оттолкнула меня. Он играл с ней...
               
Пролог.
                                                                        Если я умру на твоих руках,
Ты меня оплакивать не спеши:
Как могу уйти, обратиться в прах
Не насытив глаз, не смирив души...
      (Мельница «Если я умру»)

   Камати бесшумно поднялась с кровати и начала одеваться. Сегодня годовщина... Наверное, господин Камбей уже там. Они встречались каждый год, ночью у могил. Кивали друг другу. И расходились. Она понимала, что он не хочет, что бы кто-то знал, об этой ночи.
   Они просто молчали рядом, нянчась каждый со своей болью. Но сегодня у неё есть, что ему сказать...

   Девушка вынырнула из темноты совсем рядом с генералом.
– Господин Камбей...
   Он повернулся.
– Вряд ли, ему нравится то самобичевание, которым вы все время занимаетесь...
   Камати смотрела прямо в серые глаза.
– «Возможно... А Кикутиё не понравилась бы боль в твоем взгляде, девочка...» – хотел сказать Камбей, но промолчал, только провел рукой по её волосам и, отвернувшись, побрел прочь. Камати захотелось броситься за ним следом, но она вдруг увидела, что он не один. Рядом идет ещё кто-то – тонкий и хрупкий, чьи волосы слегка золотятся в лунном свете. Он не отбрасывает тени...
   Она узнала его...
   Конечно, ей только казалось...
   Но она не смела пошевелиться и все смотрела, судорожно сжимая в руках амулет. А тот вспыхнул – чистым синим пламенем.
– «Их там двое!!! Вы слышите: ДВОЕ!!! Это значит, что и я – не одна...»

P.S:
   Туман... Какая-то странная легкость во всем теле... Стоп. Каком ещё теле?
   Нужно идти вперед. Идти? Плыть? Лететь? Точно одно: двигаться.
   Туман рассеивается.
   На встречу – четверо.
   Один проводит пальцем по шраму на щеке.
– А вот и наш дорогой и обожаемый явился, не запылился. Рад тебя видеть.
   Луч света скользит по стеклам летных очков второго.
– Ага. Мечта сбылась, сбылись надежды.
  Пар вырывается из трубы.
– Чей-то он не торопился.
   Ветер в золотистых волосах. Спокойный вишневый взгляд.
– Ну, здравствуй...

В аниме эти слова говорит Ситиродзи. Мне очень стыдно, я почему-то перепутала. Но решила не менять, в моем фике важно, что их произносит именно Кюдзо.

Kosichko
Спасибо. я с удовольствием воспользуюсь твоими услугами. А насчет большой литературы: пытаюсь. Если хочешь могу бросить тебе на почту или на форум, по желанию - одну пока ещё не законченную, но очень мне нравищуюся вещь.
Ещё раз спасибо, за приятные слова.

Да, я предпочла "джен".

Ок. Спасибо)